Неточные совпадения
— Ты бы, дурак, молчал, не путался в разговор старших-то.
Война — не глупость. В пятом году она вон как народ расковыряла. И теперь, гляди, то же будет…
Война — дело
страшное…
Война есть
страшное зло и глубокая трагедия, но зло и трагедия не во внешне взятом факте физического насилия и истребления, а гораздо глубже.
При ложном делении мира на две части, которое вызывает необыкновенную лживость, научные открытия и технические изобретения представляют
страшную опасность все новых и новых
войн.
Но
война — явление глубоко трагическое, антиномическое и
страшное, а нынешняя
война более, чем какая-либо из
войн мировой истории.
Нельзя было расшатывать исторические основы русского государства во время
страшной мировой
войны, нельзя было отравлять вооруженный народ подозрением, что власть изменяет ему и предает его.
Совершается ли в этой
страшной и жестокой
войне что-то важное для исторической дали и выси?
И ныне перед европейским миром стоят более
страшные опасности, чем те, которые я видел в этой
войне.
Но эта ниспосланная нам
война, может быть, самая
страшная из всех бывших
войн, есть во всяком случае страдальческое испытание для современного человечества, развращенного буржуазным благополучием и покоем, поверившего в возможность мирной внешней жизни при внутреннем раздоре.
Далее он говорил о какой-то
страшной болезни, которая уничтожила почти все оставшееся после
войны население.
С тех пор русское общество сделало
страшные успехи;
война вызвала к сознанию, сознание — к 14 декабря, общество внутри раздвоилось — со стороны дворца остается не лучшее; казни и свирепые меры отдалили одних, новый тон отдалил других.
Пожар достиг в эти дня
страшных размеров: накалившийся воздух, непрозрачный от дыма, становился невыносимым от жара. Наполеон был одет и ходил по комнате, озабоченный, сердитый, он начинал чувствовать, что опаленные лавры его скоро замерзнут и что тут не отделаешься такою шуткою, как в Египте. План
войны был нелеп, это знали все, кроме Наполеона: Ней и Нарбон, Бертье и простые офицеры; на все возражения он отвечал кабалистическим словом; «Москва»; в Москве догадался и он.
В наступающем году начнется
страшная мировая
война, Россия потерпит поражение и будет обрезана в своей территории, после этого будет революция.
В это время мир уже приближался к
страшной мировой
войне, которая открывает эру катастроф, несчастий и страданий, которым не видно конца.
Он понимал, что Стабровский готовился к настоящей и неумолимой
войне с другими винокурами и что в конце концов он должен был выиграть благодаря знанию, предусмотрительности и смелости, не останавливающейся ни перед чем. Ничего подобного раньше не бывало, и купеческие дела велись ощупью, по старинке. Галактион понимал также и то, что винное дело — только ничтожная часть других финансовых операций и что новый банк является здесь
страшною силой, как хорошая паровая машина.
История русского народа одна из самых мучительных историй: борьба с татарскими нашествиями и татарским игом, всегдашняя гипертрофия государства, тоталитарный режим Московского царства, смутная эпоха, раскол, насильственный характер петровской реформы, крепостное право, которое было самой
страшной язвой русской жизни, гонения на интеллигенцию, казнь декабристов, жуткий режим прусского юнкера Николая I, безграмотность народной массы, которую держали в тьме из страха, неизбежность революции для разрешения конфликтов и противоречий и ее насильственный и кровавый характер и, наконец, самая
страшная в мировой истории
война.
В особенности этим отличалась полунаука, самый
страшный бич человечества, хуже мора, голода и
войны, неизвестный до нынешнего столетия.
Для Воронцова, для петербургских властей, так же как и для большинства русских людей, знавших историю Хаджи-Мурата, история эта представлялась или счастливым оборотом в кавказской
войне, или просто интересным случаем; для Хаджи-Мурата же это был, особенно в последнее время,
страшный поворот в его жизни.
«Это-то соображение вместе с теми
страшными орудиями истребления, которыми располагает новейшая наука, задерживает момент объявления
войны и удерживает настоящий временный порядок вещей, который мог бы продолжаться на неопределенное время, если бы не те
страшные расходы, которые давят европейские народы и угрожают довести народы до бедствий не меньших тех, которые произведет
война.
«Тогда говорили: «Ах, если бы народы могли избирать тех, которые имели бы право отказывать правительствам в солдатах и деньгах, пришел бы конец и военной политике». Теперь почти во всей Европе представительные правления, и, несмотря на то, военные расходы и приготовления к
войне увеличились в
страшной пропорции.
В-3-х, конгресс выразил желание, чтобы все учителя истории обращали внимание юношества на
страшное зло, которое
война всегда причиняла человечеству, и на то обстоятельство, что в большинстве случаев
войны возникали вследствие весьма незначительных причин.
Говорят часто, что изобретение
страшных военных орудий убийства уничтожит
войну;
война уничтожит сама себя.
Мы признаем ненужность таможен и заграничных пошлин и должны платить их; признаем бесполезными расходы на содержание двора и многих чинов управления; признаем вредной проповедь церковную и должны участвовать в поддержании этих учреждений; мы признаем жестокими и бессовестными наказания, накладываемые судами, и должны участвовать в них; признаем неправильным и вредным распределение земельной собственности и должны подчиняться ему; не признаем необходимости войск и
войны и должны нести
страшные тяжести для содержания войск и ведения
войн и т. п.
«Напрасный гнев, — продолжает Мопассан, — негодование поэта.
Война уважаема, почитаема теперь более, чем когда-либо. Искусный артист по этой части, гениальный убийца, г-н фон Мольтке отвечал однажды депутатам общества мира следующими
страшными словами: «
Война свята и божественного установления,
война есть один из священных законов мира, она поддерживает в людях все великие и благородные чувства: честь, бескорыстие, добродетель, храбрость. Только вследствие
войны люди не впадают в самый грубый материализм».
Движимая родственным патриотизмом, Аграфена Петровна усиленно что-то шила, проявляя сестринскую любовь. Она даже раза два всплакнула над работой, так, по-бабьи всплакнула, потому что и глаза на мокром месте и
война —
страшное слово.
— Между собою, — любопытствую, — как вы теперь, батюшка, живете? — потому что я знал, всегда бывало здесь, как и везде: где два причта, там и
страшная, бескровная
война.
Рогожин не любил ничего говорить о себе и, вероятно, считал себя мелочью, но он, например, живообразно повествовал о честности князя Федора Юрьича Ромодановского, как тот
страшные богатства царя Алексея Михайловича, о которых никто не знал, спрятал и потом, во время турецкой
войны, Петру отдал; как князю Ивану Андреевичу Хованскому-Тарарую с сыном головы рубили в Воздвиженском; как у князя Василия Голицына роскошь шла до того, что дворец был медью крыт, а червонцы и серебро в погребах были ссыпаны, а потом родной внук его, Михайло Алексеич, при Анне Ивановне шутом состоял, за ее собакой ходил и за то при Белгородском мире тремя тысячами жалован, и в посмеяние «Квасником» звался, и свадьба его с Авдотьей-калмычкой в Ледяном доме справлялась…
Года три жила Елена Петровна спокойно и радостно и уже перестала находить в Саше то особенное и
страшное; и когда первою в чреде великих событий, потрясших Россию, вспыхнула японская
война, то не поняла предвестия и только подумала: «Вот и хорошо, что я взяла Сашу из корпуса». И многие матери в ту минуту подумали не больше этого, а то и меньше.
Привыкая ко всем воинским упражнениям, они в то же самое время слушают и нравоучение, которое доказывает им необходимость гражданского порядка и законов; исполняя справедливую волю благоразумных Начальников, сами приобретают нужные для доброго Начальника свойства; переводя Записки Юлия Цесаря, Монтекукулли или Фридриха, переводят они и лучшие места из Расиновых трагедий, которые раскрывают в душе чувствительность; читая Историю
войны, читают Историю и государств и человека; восхищаясь славою Тюрена, восхищаются и добродетелию Сократа; привыкают к грому
страшных орудий смерти и пленяются гармониею нежнейшего Искусства; узнают и быстрые воинские марши, и живописную игру телодвижений, которая, выражая действие музыки, образует приятную наружность человека.
Лариосик. Что ж, если обществу угодно, я скажу. Только прошу извинить: ведь я не готовился. Господа! Мы встретились в самое трудное и
страшное время, и все мы пережили очень, очень много… и я в том числе. Я пережил жизненную драму… И мой утлый корабль долго трепало по волнам гражданской
войны…
У нас теперь другое, более
страшное, чем
война, чем немцы, чем вообще все на свете: у нас большевики.
— Полает, полает и начнёт жалостно выть: отступись, дескать, от них, пусть они люди скромные и серьёзные, но это самые
страшные люди, они, говорит, принадлежат тайному фармазонскому закону, смерти не боятся, по всей земле у них товарищи и поддержка, хотят они все государства в одно собрать и чтобы никогда не было
войны…
В двадцатых годах V века, в начале пелопоннесской
войны, в Афинах свирепствовала
страшная моровая язва.
И это царство денег, в котором исчезает всякое реальное ядро, обладает
страшным могуществом,
страшной властью над человеческой жизнью; оно ставит и свергает правительства, создает
войны, порабощает рабочие массы, порождает безработицу и нищету, делает все более фиктивной жизнь людей, оказавшихся удачниками в этом царстве.
Но рабье сознание ещё господствует в мире, и
война является одним из его выражений, наиболее
страшным.
Современная
война есть
страшная проза, а не поэзия, и в ней преобладает беспросветная обыденность.
Орловский (любуясь им). Каков? Сыночек мой, красавец! Ведь и я таким был. Точь-в-точь таким! Только вот на
войне не был, а водку пил и деньги мотал —
страшное дело!
Теперь, когда я один,
война безраздельно владеет мною и стоит, как непостижимая загадка, как
страшный дух, которого я не могу облечь плотью.
И вдруг на один безумный, несказанный счастливый миг мне ясно стало, что все это ложь и никакой
войны нет. Нет ни убитых, ни трупов, ни этого ужаса пошатнувшейся беспомощной мысли. Я сплю на спине, и мне грезится
страшный сон, как в детстве: и эти молчаливые жуткие комнаты, опустошенные смертью и страхом, и сам я с каким-то диким письмом в руках. Брат жив, и все они сидят за чаем, и слышно, как звенит посуда.
И я не вскрикнул, и я не пошевельнулся — я похолодел и замер в сознании приближающейся
страшной истины; а рука прыгала по ярко освещенной бумаге, и каждый палец в ней трясся в таком безнадежном, живом, безумном ужасе, как будто они, эти пальцы, были еще там, на
войне, и видели зарево и кровь, и слышали стоны и вопли несказанной боли.
Коммунисты в сущности совсем не хотели, чтобы
война не состоялась, они только хотели внедрить в сознание масс, что
война капиталистических государств есть то
страшное зло, которое сделает возможным и необходимым восстание против этого зла.
Рассказывают, что во время «опийной» англо-китайской
войны китайцы, чтобы испугать англичан и «поддержать дух» своих, выставляли на видных местах огромные, ужасающего вида пушки, сделанные из глины. Китайцы шли в бой, делая
страшные рожи, кривляясь и испуская дикие крики. Но все-таки победили англичане. Против глиняных пушек у них были не такие большие, но зато стальные, взаправду стрелявшие пушки. Против кривляний и
страшных рож у них была организация, дисциплина и внимательный расчет.
Сначала они дрались между собою — вели
страшные междоусобные
войны, партия микадо боролась с партией «сёгуна», военного диктатора и, наконец, последний был побеждён в конце первой половины прошлого столетия.
Удовлетворим, однако, понятное любопытство читателей и расскажем, каким образом наш герой из Петербурга, где мы оставили его после невольного путешествия в Пинегу и обратно, пораженного
страшной потерей, потерей любимой им девушки, очутился на театре русско-турецкой
войны.
Кажется, до конца моей жизни я не забуду этой ужасной картины, достойной кисти, увы, покойного Верещагина, как протест против
страшного общечеловеческого зла —
войны.
Оттого ли, что так страшно за себя и детей, совершенно перестал соображать и ничего не понимаю. Даже самое слово «
война» стало бессмысленным.
Война — это мертвое, это пустой звук, к которому мы все давно привыкли, а тут что-то живое с ревом приближается к тебе, живое и огромное, все потрясающее. «Идут!» — вот самое
страшное слово, с которым ничто не может сравниться. Идут. Идут.
Клятва эта так нужна для образования того
страшного зла, которое производят насилия и
войны, что во Франции, где отрицается христианство, все-таки держатся присяги.
Денис Давыдов своим русским чутьем первый понял значение этого
страшного орудия, которое не спрашивая правил военного искусства, уничтожало французов, и ему принадлежит слава первого шага для узаконения этого приема
войны.
То, что называется русской «революцией» и что сейчас завершается, имеет один постыдный и горестный для нас смысл: русский народ не выдержал великого испытания
войны, в
страшный час мировой борьбы он ослабел и начал разлагаться.
Не будь на
войне Павлуша, женин брат, так и совсем порою можно было бы позабыть обо всех этих
страшных происшествиях.
Я знаю теперь, что самое
страшное по своим последствиям зло мира — убийство на
войнах, заключения, казни, истязания людей совершаются только благодаря этому соблазну, во имя которого снимается ответственность с людей, совершающих зло.